"Фитиль" возвращается. Теперь уже на телеэкраны, - жизнерадостно уведомляет диктор за кадром, пока в кадре бежит анимационная заставка. - Наша цель - возрождение жанра сатиры, горячо любимого зрителями и так необходимого для оздоровления общества. А что вы об этом думаете?"
Андрон Кончаловский, один из авторов нового "Фитиля", "об этом" думает вот что: "Для многих из тех, кто сейчас будет смотреть на экран, это будет приятное и даже праздничное событие, потому что они снова вернутся в то время, когда они были молоды и получали большое удовольствие от сатиры и юмора Сергея Владимировича Михалкова".
А ведь прав старший сын главного редактора "Фитиля": Сергей Владимирович Михалков мастерски владеет рецептом возвращения публики в молодость. Слушаешь новый старый гимн - и десяток как минимум лет с плеч долой. Смотришь новый старый "Фитиль" - и прожитые в разлуке с ним годы кажутся сном.
Но ничего-ничего, пришел и на нашу улицу праздник. Ведь "Фитиль" - верный признак стабильности. А если кто-то кое-где у нас порой честно (трезво, культурно, красиво) жить не хочет, то "Фитиль" с ним разберется и на путь истинный наставит. Разумеется, отдельные людские недостатки неистребимы, как сам "Фитиль", но, по словам того же Кончаловского, "критика и нужна, чтобы с ними (недостатками то есть) бороться. Но победить их невозможно".
Преемственность этих недостатков (и "Фитилей" заодно) иллюстрируют сюжеты разных лет. 1968 год. Игровой сюжет из сельской жизни под названием "Крепкое слово". Кучер инструктирует молоденькую агрономшу, как запрягать лошадь и как ею управлять. Главный секрет управления - кобыла без мата ни тпру ни ну. Агрономша в ужасе: она таких слов не знает. В отчаянии она решает испробовать крайнюю меру - вежливое обращение к лошади: "Лошадушка, милая, я тебя очень прошу, ну пожалуйста, трогай". И кобылка, к изумлению ученого кучера, пошла, милая.
1974 год. Сюжет "Дорогие слова". Председатель колхоза в исполнении молодой Ии Савиной благодарит строителей за ударную работу. Одна незадача: "Вы, товарищи, ругаетесь страшно". Мужики поднимают шум: "Иначе нельзя. У нас такая специфика производства". Но председательша неумолима: "Будем штрафовать! Вспомнил папу недобрым словом - плати 10 копеек, маму - плати 20 копеек. А на собранные вами деньги будет строить Дворец культуры. Как какой? Трехэтажный".
"Шли годы" - извещает зрителей титр. Снова стройка, руководит которой вся та же, но постаревшая председательша (в исполнении все той же Ии Савиной). А стройка фактически стоит. Рабочие валяют ваньку. И теперь, чтобы активизировать работу, она придумала завезти на строительную площадку музыкальную ударную установку и что есть мочи принялась лупить по тарелкам. Очумевшие строители под эти звуки враз кончили волынить, и работа на стройке закипела. "Ну ничего без меня не могут, мандалаи! - констатирует руководительница-ударница. - Забыли, сволочи, что Дворец культуры строим который год".
Чувствуете, как далеко ушел новый "Фитиль" от старого, простодушно убежденного в том, что крепкие слова можно искоренить вежливостью или штрафами? Есть недостатки, говорит "Фитиль" начала ХХI века, которые заложены в самой природе человека. Если уж ярая поборница нравственности заговорила как заправский мужик-прораб, значит, мат сильнее человека. Более того, именно мат нам строить и жить помогает - не говоря, конечно, о нетривиальных подходах к организации производства, позволяющих справиться с долгостроем. А тупая критика мата на страницах тележурнала "Фитиль" выглядела бы в высшей степени архаично. Пришлось бы и по депутатам проехаться, время от времени позволяющим непарламентские выражения прямо в стенах парламента, и по телесериалам, где герои тоже ни в чем человеческом себе не отказывают. Сатира - дело, конечно, полезное. Но, как известно, нам нужны такие Гоголи, чтобы нас не трогали. То есть не нас, разумеется, простых смертных, а тех, кто дает добро на сатиру, необходимую для оздоровления общества.
Возьмем еще одну неистребимую привычку человека - пьянство. Вот Андрон Кончаловский спрашивает у крестьян: "Как делается самогон?" И каждый со знанием дела рассказывает свой рецепт. Тогда интервьюер задает другой вопрос: "А кто такой Пушкин?" Ответы куда менее уверенные: "Слышал, но не читал", "Забыла", "Простой мужик, хороший", "Русский писатель".
Это - народ. "А что такое "народ"?" - следует очередной вопрос. И ответ на него дают уже политики: Малышкин, Жириновский, Зюганов, Шандыбин, Лимонов. Точнее, мы не знаем, на какой именно вопрос они отвечают, поскольку нарезка из их фраз создает ощущение полнейшей глупости и страшной далекости от народа. Тут я, честно говоря, не берусь объяснить авторскую логику: то ли это выпад в адрес народа, который с пьяных глаз навыбирал себе таких "слуг", то ли едкая критика самих "слуг" - штатных мальчиков для битья?
После этого следует игровой сюжет 1994 года под названием "Загадочная русская душа". Два узбека, исследуя эту самую душу, предлагают русскому мужику выпить ведро водки. Душа, которая горит, вяло сопротивляется неожиданному презенту, но затем, знамо дело, соглашается. Наш мужик выпивает ведро водки в один присест, не отрываясь. Узбеки в ужасе и восхищении. А тот, поставив ведро, говорит озабоченно: "Вот и думай теперь, где взять второе ведро".
"Шли годы". И вот они - наши дни. Кабинет психоаналитика. На кушетке лежит алкоголик, пытающийся излечиться от алкогольной зависимости (И. Угольников). Сеанс заканчивается тем, что оба, и врач (В. Гаркалин) и больной, вспомнив все свои проблемы (дефолт, налоговая инспекция, разорение, семейные тяготы), разливают на двоих и протяжно воют.
В общем, вывод такой: пьянство - зло. Критиковать его нужно, но победить - невозможно. Ко всему примешивается даже некоторая национальная гордость: да, мы такие! Водка, а не "хороший мужик" Пушкин - наше все! Там, где узбеку смерть, русскому - кураж. А добрая ирония по отношению к пьяницам всегда была свойственна нашему народу, и эту традицию уважительно продолжает новый "Фитиль", озабоченный оздоровлением общества.
И еще одну традицию продолжает "Фитиль": он непримирим к мелкой местной власти, притесняющей население. Впрочем, в новом "Фитиле", как и в старом, игровые сюжеты соседствуют с сюжетами документальными - так что порой трудно понять, реальные это герои или вымышленные. Но, похоже, что старушка - героиня следующего сюжета - все же настоящая. Сюжет начинается с фотографий олигархов - Ходорковского, Гусинского, Березовского и Абрамовича. Голос диктора за кадром сообщает: "Лица у олигархов бывают разные. Бывают такие... (пауза, позволяющая зрителю сполна ощутить всю отвратительность представленных лиц). А вот в подмосковном городе Видное лицо у олигарха выглядит так. Это лицо Клавдии Григорьевны Злокомановой".
На фоне полуразвалившегося сарая стоит старушка в ватнике и резиновых сапогах. С ней случилась такая история: выйдя на пенсию, она завела коров, которые паслись себе на воле, пока местные власти не решили, что праздношатающееся стадо портит внешний вид города Видное. Тогда власти буренок у старушки изъяли и пустили под нож. И теперь ограбленная властями пенсионерка собирается обращаться в Международный суд по правам человека. Представители местной власти от общения со съемочной группой уклонились.
Как одной старушке удалось собрать стадо чуть ли не из 20 голов и как она с ними управлялась - в сюжете не объясняется. Невозможно понять также, почему бабульку причислили к олигархам. Олигархия (см. словарь) - политическое и экономическое господство небольшой группы лиц. Трудно поверить, что г-жа Злокоманова принадлежит или принадлежала раньше к этой небольшой группе. Или авторы сюжета тем самым намекают на сходство судеб: мол, стада настоящих олигархов тоже в одночасье были пущены под нож, а Абрамович, чьи жирные стада пока еще пасутся на просторе, - следующая жертва властного беспредела?
Сдается мне, что все сюжетные несуразности нового "Фитиля" проистекают отнюдь не из желания авторов на что-то такое намекнуть и что-то такое между строк сообщить. Причина - в халтурности и бездарности замысла и его воплощения. Но и это не главная беда. Главная беда в том, что "Фитиль" возвращает зрителей не в молодость, а в маразм застоя, где наивысшей сатирической смелостью считалось пропесочить в "Фитиле" начальника транспортного цеха. Сатира, подобно многим свободолюбивым зверям, в неволе не живет.
