Интервью Игоря Угольникова журналу «СТОЛЬНИК»
(г. Екатеринбург)

«Если бы у меня был маленький театрик...»

Артист театра и кино, режиссер, телеведущий, сценарист, продюсер, временами — чиновник и общественный деятель. Все это — с прилагательным «известный», и все это — Игорь Угольников. Как при всем при том, в его жизни остается место для чего-то еще — его секрет. А он рассказывает и о хоккее (в который по любительским правилам много лет играет с командой звезд), и об операции, которую нужно делать собаке Зяме (растяжение сухожилия — хоккейная травма миновала хозяина, но досталась псу). И о том, как однажды, дожидаясь опаздывавшего приятеля, несколько часов болтал в маленьком французском ресторанчике с двумя живописно-пьяными и безумно обаятельными художниками (и тут же выясняется, что Угольников — свободно говорит не только по-французски, но и по-английски).

— От чего вы больше всего устаете?
— Моя жена говорит мне: — Половины твоей жизни — хватило бы с лихвой для другого человека. Давай ты будешь меньше себя тратить, заниматься чем-нибудь одним и больше отдыхать... Я так не могу! Наверное, это и есть проблема моей жизни — мне все интересно. Мне неинтересно делать что-то одно, хочется много всего, пока силы есть. Пресыщенности у меня нет, а усталость бывает. Оттого, что каждый раз, запуская новый проект или пытаясь сделать что-то новое, каждый раз наступаешь на те же грабли, лезешь через тот же забор. Натыкаешься на одну и ту же преграду: нежелание людей не только слушать друг друга, но и что-либо делать из того, ради чего они родились на свет или ради чего хотя бы — сидят на своей должности. Люди не желают быть лучше! Каждый раз я, затевая что-то, надеюсь на то, что это нужно не только мне, что мне помогут.. Но многим ненавистен успех, поэтому чаще суют палки в колеса.

— Насколько привычный зрителям и режиссерам образ комика Угольникова соответствует Угольникову-человеку?
— Я всю жизнь всегда старался веселить людей. И мне так нравилось, когда они смеются. Я сам себя перенес в комедийный жанр. Но так рад, что есть люди, которые во мне видят и нечто другое: Глеб Панфилов пригласил меня сниматься в телефильме по роману Солженицына «В круге первом» на небольшую, но очень серьезную роль — шефа контрразведки полковника Рюмина. А Владимир Еремин предложил мне очень интересную роль в сериале «Девять неизвестных» — такого жесткого, продажного адвоката. И я им очень благодарен. Потому что сценарии, которые присылают 2-3 раза в неделю, — это либо несерьезные какие-то проекты, либо, в основном, комедии со спорным юмором и глупым сценарием . А часто бывало и так, что принять достойное предложение в хорошем сериале мешал недостаток времени.

— Когда вы были студентом, за вами мастер сразу же закрепил комедийное амплуа?
— Это было очень интересно! Дело в том, что у меня было два мастера: покойный Оскар Ремез и ныне, к счастью, здравствующий Петр Фоменко. Один из них всегда говорим мне: ты — комедийный, ты — яркий, ты должен всегда заражать людей настроением. А второй — дал мне роль в «Борисе Годунове» с огромным монологом, поставил меня перед первым рядом со свечкой в руке и сказал: «Ты должен произнести этот монолог, не двигаясь не только телом, но и лицом. Вот тебе свечка, вот тебе зритель, вот текст Александра Сергеевича Пушкина. Если ты этого не сделаешь, я тебя выгоняю!». А это уже был третий курс. И я как-то это выдержал. А потом, уже играя спектакль, я ощущал, что мне это очень интересно — так же, как и зрителю, который привык видеть меня в других ролях.
Есть много комедийных актеров, которые всю жизнь мечтали, но так и нее получили возможности сыграть серьезную роль. А есть и те, кто блестяще играл и то, и другое: Олег Борисов, Инна Чурикова, Евгений Леонов.

— А как вы относитесь к начавшейся робкой интеграции русских актеров в мировое кино — наши стали сниматься в Голливуде?
— Да нет никакой интеграции, это все ерунда! Съемки наших в Голливуде — это смешно... В огромной машине голливудского производства, с ее иерархической системой, с ее законами, коррумпированностью — наши актеры... Да на них там смотрят так же, как, наверное, смотрели бы у нас на 2-3 монгольских актеров, которые, как циркачи, нужны только для исполнения 2-3 монгольских ролей. Никогда русский артист не станет в Голливуде актером хотя бы класса «С» (А там четыре класса по степени популярности и стоимости — «A», «B», «С», «D»). А уж тем более российский режиссер никогда не сможет полноценно работать в Голливуде, и Андрон Кончаловский — тому пример. Высочайший профессионал, он не выдержал, прежде всего, системы взаимоотношений. А Савелий Крамаров, Олег Видов? У нас они были звездами первой величины, а там? Там просто не дадут, ототрут локтями. Голливуд — это каста, туда не пробиться чужакам. И не надо!

— О руководящей работе
— Я был руководителем разных подразделений — от Дома кино до Фонда культуры — и могу сказать, что надо будет сильно постараться, чтобы уговорить меня еще раз занять административный пост. Но я готов выстроить свой бизнес со своими любимыми партнерами. Когда выстраиваешь свой бизнес, ты все-таки играешь по своим правилам, хотя адаптируя их, конечно, к окружающей действительности. Этим я готов заниматься. А быть заложником «ряда обстоятельств» и тратить свою жизнь, решая чужие проблемы, не хочу, не буду больше!

— О планах
— Один Бог знает, что будет. Я бы хотел заниматься тем, что мне больше всего нравится, в такой последовательности: телевидение, театр, кино. И во всех этих областях заниматься актерством, режиссурой, вынужденно — сценарной работой... Я сценаристом стал поневоле, мне не нравилось то, что приносили авторы, я за ними переписывал и все делал сам. А уж продюсер я — уж тем более по неволе. Потому что, получай я за актерский и режиссерский труд полноценно и будь уверен, что на моей работе никто не наживется и не испортит ее, — я бы не занимался продюсированием. А из самых последних проектов — это тележурнал «Фитиль», который я придумал возобновить, добился, чтобы Сергей Михалков взял меня продюсером и позволил превратить киножурнал в теле-проект. И уговорил Сергея Степашина возглавить общественный редакционный совет нового журнала- без чего никакая публицистика не была бы возможной. И я считаю, что мне еще придется год-два потрудится, чтобы этот проект встал на ноги окончательно.

— О семье
— Я произошел из очень интересной семьи. Папа родился в Ленинграде, дед служил там. Я, в принципе, могу идти в президенты, по этому происхождению. Но не пойду! Мои родители познакомились друг с другом в МАИ — Московском авиационном институте, где оба учились. Они — авиационные инженеры-электронщики. У меня есть еще брат, который младше меня на 12 лет, он — астрофизик. Я с детства физику от химии не очень отличал, а алгебру — от геометрии. Мне это не давалось. И так и не далось. Зато я безумно любил рисовать, читать, писать, танцевать, петь. А мой брат — наоборот — в пять лет начал трехзначные числа умножать, потом увлекся астрономией, и теперь уже он — кандидат наук.
А родители привыкли к тому, что я — такой, потому что я все время орал: то пел, то плакал, то смеялся — мне нужно было жить! И они понимали, что — ну, вот такой человек родился, что теперь делать. Мой брат женился на девочке-астрофизике, а я — на телевизионном режиссере.

— Так от чего же вы все-таки устаете больше всего?
— От себя. Иногда думаю, как же я себе надоел, надо что-то менять — в себе! От того, что многого хочется, что не занимаюсь одним делом, что вынужден идти на компромисс. А со всем остальным можно жить спокойно — даже с предательством, с окружающим тебя мракобесием, с окружающими тебя неинтеллигентностью, хамством. Можно жить, можно!

«Если бы у меня был собственный маленький театрик...», — говорит он где-то посреди неизбежного разговора о планах на будущее. Да ведь, собственно, уже есть — и давно, и не такой уж «маленький» — театрик по имени Игорь Угольников.

Ирина Северова